По данным правозащитников, в местах заключений по политическим мотивам до сих пор находятся около сотни крымчан. Большая часть из них — крымские татары.
«Крымские новости» продолжают цикл историй о том, как семьи политзаключенных живут без отцов, мужей и сыновей.
О судьбах этих людей важно рассказать. Чтобы напомнить: списки узников, которые, на первый взгляд, кажутся безликими, не просто перечни фамилий — у каждой из этих фамилий своя история.
Эльдар Кантимиров родился 10 июля 1980 года в городе Бегавад в Узбекистане. В 1992 году, приложив много усилий, семья Кантимировых смогла вернуться в Крым из Средней Азии. Кантимиров — арабист, глубоко разбирается в вопросах религии. До ареста постоянно углублял свои знания и глубоко изучал религию Ислам. Имел небольшой бизнес в сфере торговли сувенирами.
С 2014 года после оккупации Крыма Россией занял активную гражданскую позицию. Посещал суды, обыски по политически мотивированным делам. В 2017 году вышел на одиночный пикет с плакатом «Крымские татары — не террористы», протестуя против притеснения и угнетения по национальному и религиозному признаку. В ноябре 2017 года в доме Кантимирова был произведен первый обыск с привлечением ОМОНа и спецназа, после которого была изъята вся электронная техника. Неоднократно силовики наведывались в его дом, оказывая моральное давление. Поступали угрозы и намеки покинуть территорию Крыма.
Кантимирова арестовали 10 июня 2019 года, после того как в городе Алушта, селе Изобильное (регион Алушта), поселке Малый Маяк (регион Алушта) в домах четверых крымских татар, верующих мусульман прошли обыски с последующим задержанием. Кантимиров вместе с Русланом Месутовым, Русланом Нагаевым и Ленуром Халиловым (так называемая «алуштинская группа») обвиняются в участии в деятельности запрещенной в России исламской партии «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами». Эльдару вменяется ч. 2 ст. 205.5 УК РФ («Участие в деятельности террористической организации»). Крымскому татарину грозит наказание в виде лишения свободы сроком до 20 лет.
Об обыске в доме, состоянии здоровья Эльдара в СИЗО и надежде на его освобождение рассказала супруга узника Кремля — Эльвина Усеинова
Эльдар — человек, чьи слова никогда не расходятся с делами. В 1997 году он поступил в Киевский исламский университет, который окончил в 2002 году, получив глубокие знания в области религии и арабского языка. Он не из тех людей, которыми можно манипулировать. В жизни он всегда старался претворять основы Ислама, помогать людям. Старался ко всем относиться уважительно и показывал на собственном примере, что мусульмане несут людям добро.
Когда в 2014 году начались репрессии против нашего народа, Эльдар встал в ряды гражданских активистов. Он посещал все суды, обыски, был неравнодушным к проблемам крымских татар.
Ранним утром 10 июня 2019 года в дом отца Эльдара, где мы гостили, постучались силовики. Мы открыли дверь. В отличие от первого обыска, когда ОМОН забегал в дом и укладывал всех на пол, второй обыск не был таким жестким. Во время обыска я попросила следователя воспользоваться своим телефоном и позвонить адвокату. Он отказал, но предложил сделать звонок с его телефона. По памяти мы не помнили номер адвоката и сообщить об обыске нам не удалось, на что следователь заявил, что тем самым якобы отказываемся от присутствия адвоката.
Нам также отказали в том, чтобы при обыске участвовали наши понятые. Понятые ФСБ, в свою очередь, сами указывали силовикам, где проводить обыски. Наши старшие дети, которые пережили первый обыск, знали, как вести себя в таких случаях, и не оставляли рыщущих по всему дому силовиков вне поле зрения. Хотя обыск был назначен на шесть утра, как было указано в постановлении суда, на момент его начала на часах было 5:45. Я указала об этом следователю, но он никак не отреагировал.
После обыска в доме отца Эльдара силовики отправились продолжать его в нашем собственном доме. Эльдара вывели из дома в наручниках, а мне следователь запретил сообщить адвокату о втором обыске. Однако, как только силовики вышли, мы связались с адвокатом. Когда машина ФСБ с Эльдаром приехала в Заречное, там уже их ждал Айдер Азаматов и гражданские журналисты. Со слов мужа, следователь был очень огорчен. Адвокат Азаматов ходатайствовал о переводчике и присутствии на следственном мероприятии сестры Эльдара. Отказать ему силовики не могли. Вот почему в наш дом им ничего не удалось подкинуть. Они изъяли книги, которые оказались в реестре запрещенной литературы, но сейчас практически все религиозные книги по Исламу, самые обычные, что продаются в книжных лавках, считаются запрещенными.
На следующий день после обыска избиралась мера пресечения моему мужу. Его арестовали и оставили в СИЗО Симферополя. После завершения следственных действий в мае 2020 года Эльдара этапировали в Ростов, Россия. С тех пор муж находится там.
Нам удалось несколько раз увидеться с ним. Когда супруг был в Крыму, мы с его матерью посещали его в СИЗО, а во время пребывания Эльдара в психиатрической больнице (РФ отправляет практически всех крымских узников Кремля на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу) я взяла на свидание всех наших четырех детей.
После этапирования мужа в Ростов нам не разрешают свидания, объясняя это карантинными мероприятиями. Возможность видеть супруга, узнать о его здоровье у нас появляется только во время судебных заседаний, и то нам всячески препятствуют даже в этих правах. К примеру, всю зиму нас не пускали на суды, только когда мы обратились к украинскому консулу Тарасу Малышевскому в Ростове-на-Дону, благодаря его ходатайству нас пустили на слушание.
Мы и сейчас попадаем на суды благодаря ходатайствам адвокатов, но даже в этом случае есть вероятность, что нас не пустят. Есть жены политзаключенных, которые 4-5 раз ехали из Крыма в Ростов на суд, но не смогли попасть на заседания.
20 мая у моего супруга будет суд по существу (интервью было взято 19 мая, — прим. ред.), уже близится и дата вынесения приговора. Судья Роман Сапрунов начал торопиться с вынесением приговора. Он прямым текстом сказал, что дело слишком растянулось и пора ставить точку. При этом никто не торопил прокуроров, которые готовили обвинения 10 месяцев. Спешка возникла, как только начали работать адвокаты. Так, суд отказывает в вызове свидетелей защиты. На прошлом заседании суда адвокаты подали порядка шести ходатайств и все они были отклонены. То есть судье неинтересно выслушивать адвокатов, доводы защиты. Мы понимаем, что решение по делу уже принято и в начале июня будет оглашен приговор.
Между тем, пребывание в СИЗО оказало влияние на здоровье Эльдара. Когда супруг был на стационарной экспертизе, врач заметила у него тремор рук. Она начала расспрашивать о состоянии здоровья его родителей, есть ли у них болезнь Паркинсона, поскольку этот недуг передается по наследству (отец Эльдара болеет этим хроническим заболеванием, — прим. ред.). Врач посоветовала обратиться к специалисту, чтобы заняться лечением на ранней стадии. Эта болезнь неизлечима, но на ранней стадии она блокируется. В СИЗО же отказывают заниматься лечением Эльдара.
Помимо этого, у мужа были проблемы с почками из-за сырости в симферопольском СИЗО. В СИЗО Ростова у него на теле появились фурункулы. Других подробностей о его здоровье мы не знаем. Хотя мы и переписываемся, однако письма проходят тюремную цензуру и не все доходят.
Наши дети, особенно старшие мальчики, ходят на суды. Они знают о репрессиях против нашего народа, реалиях нашей жизни. Однако самая младшая дочь даже не понимает, что у детей может быть отец. Этот ребенок растет сиротой при живом отце.
Пережить все эти трудности нам помогает наш джемаат. Я им очень благодарна за поддержку, помощь. Благодарна также всем адвокатам, гражданским журналистам, всем тем, кто приходит на суды и интересуются, чем могут помочь, отправляют передачи. Смотря на этих людей, я восхищаюсь их смелостью, солидарностью, эта сплоченность и единство облегчают наши трудности.
Мы не на надеемся, что суд освободит наших мужей и близких. Знаем, что эти уголовные дела заказные, какие будут сроки, которые с каждым разом только ужесточаются. Каким путем будет освобождение, я не знаю, но мы надеемся на помощь Всевышнего. Все жены и родные политзаключенных не думают, что они будут отбывать полный срок несправедливого наказания. Мы работаем над их освобождением, и мы будем до последнего бороться за каждого из них.
